Истории о героях Китая

Куа-фу гонится за солнцем

После того как бог земли Хоу-ту стал помощником Хуан-ди, у него родился божественный сын Емин. Обстоятельства его появления на свет были необычными: перед этим он провел в утробе матери целых двенадцать лет. Это знаменовало зарождение самого времени. Когда Емин вырос могучим божеством, Хуан-ди поручил ему управлять ходом небесных тел и разделил порядок их движения на двенадцать отрезков[8]. С тех пор люди узнали, что такое время, а Емин стал богом времени.

Другой сын Хоу-ту, Синь, был божеством заурядным. Подметив, что боги, не преуспевшие в небесном мире, находят свой путь в мире земном, он также отправился на землю. Он женился на смертной девушке, и у него родился сын – великан Куа-фу, подарив Синю надежду на счастливую семейную жизнь.

Куа-фу должен был унаследовать и человеческие, и божественные черты. Однако он не обладал ни присущим богам умением летать, ни волшебной силой, поэтому был неспособен подняться на небеса и мог жить лишь на земле. Тем не менее он отличался от людей не только гигантским ростом и неимоверной силой, но и причудливой внешностью: с ушей его свешивалась пара желтых змей, а еще две змеи приросли к рукам. Не было такого человеческого занятия, которое не удавалось бы ему: по собственному ли желанию, по просьбе ли других людей – с любыми делами он справлялся идеально.

Но боги и люди по натуре похожи: чем сильнее они становятся, тем больше хотят проявить себя; чем дальше растут их способности, тем больше желают раскрыть их. Куа-фу был все менее и менее доволен работой, которую он выполнял, в сердце его разрасталась тоска. Людские цели казались ему слишком ничтожными: чтобы добиться того, ради чего другие напрягали все силы, ему достаточно было лишь шевельнуть пальцем. Он жаждал великих свершений, которые потрясли бы мир небожителей. Мысли его мало-помалу свелись к одной ограниченной сфере: ежедневно он думал лишь о том, чего бы сделать выдающегося. Он смотрел на небо и землю, на горы и реки – и, словно человек, который не может найти в прекрасном букете самый красивый цветок, не знал, к чему бы ему приложить свои умения.

В один из таких дней взгляд его остановился на солнце, которое висело в небе. От ослепительного света ему пришлось зажмуриться, и в обычный день это рассердило бы его – в целом мире одно лишь солнце могло заставить его брови сойтись на переносице. Но в тот момент оно будто бы стало для Куа-фу ключом от клетки, в которой были заточены его мысли. Его осенило:

«Дядюшка Емин следит за движением солнца – так почему бы не посостязаться с солнцем в беге? Нужно обогнать солнце, добежать до долины Юйгу, где оно обычно опускается за горизонт, и встретить его там. Дядя Емин тоже будет стоять там в ожидании солнца – то-то он поразится, увидев мои способности!»

Солнце начало клониться к западу, двигаясь по небосводу в сторону долины Юйгу.

Куа-фу был человеком добрым и бесхитростным, но вместе с тем смелым и решительным. Недолго думая, он выпрямился во весь свой грозный рост и побежал на запад вслед за солнцем. Он бежал так стремительно, что ветер, стартовавший вместе с ним, вскоре отстал; ястреб, полетевший было с ним наравне, сломал крылья; олень, попытавшийся бежать рядом, сбил копыта. Горы склонялись перед ним, реки останавливались, леса расступались, пустыни давали ему дорогу.

Он относился к солнцу свысока: не видя позади себя тени, Куа-фу понимал, что бежит со скоростью светила. Сил у него было еще хоть отбавляй, и он был убежден, что сможет заставить тень оказаться впереди. Он не осознавал, что все это время находится под испепеляющими лучами солнца, высасывающими из него кровь.

Куа-фу захотел пить и внезапно ощутил усталость во всем теле. Он добежал до Хуанхэ и выпил ее, добрался до Вэйхэ и тоже выпил, но даже всей воды двух могучих рек не хватило, чтобы утолить его жажду. Жажда заставила его свернуть на север к большому озеру Дацзэ.

Безбрежное озеро Дацзэ шириною в тысячу ли – лучшее место, чтобы напиться вдоволь. Куа-фу вырвал из земли огромное дерево, сделал из него дорожный посох и вновь побежал, поглядывая на солнце. Увидев, что тень теперь появилась на востоке, Куа-фу понял, что солнце опередило его. Он пришел в ярость, но по-прежнему был уверен в себе.

«Эй, солнце, не очень-то зазнавайся, – ревел Куа-фу. – Теперь, выпив озеро, я обгоню тебя и буду ждать на финише».
«Дядя, не смейся, – твердил Куа-фу, – я понаблюдаю за заходом солнца вместе с тобой».

«Отец, ты не разочаруешься во мне, – бормотал Куа-фу. – Я посвящу свою величайшую победу тебе».

Но солнце уже иссушило кровь Куа-фу, и у него больше не было сил, чтобы вернуться к озеру Дацзэ. Оставив мысли об озерной воде, он оперся на посох и, тяжело дыша, с трудом зашагал в направлении заката. Куа-фу не верил в поражение: пока он обеими ногами стоит на земле – он победит.

Однако душа Куа-фу улетела в загробный мир. Рука его разжалась, выронив посох, и исполинское тело гулко рухнуло на землю, подобно утесу, подняв пыль до небес. И в эту минуту случилось чудо! Посох, который выпал из ладони Куа-фу, превратился в персиковый лес. Когда пыль осела, взору людей предстало море нежно-зеленых крон.

Крепкий и буйный, словно сам дух Куа-фу, лес с освежающим ветерком, прохладной тенью и сладким соком плодов – вот что осталось в наследство людям.

***

Влияние этого мифа на китайскую культуру прослеживается хотя бы в том, что в китайском языке появилась идиома «Куа-фу преследует солнце». Однако с древних времен существуют два разных подхода к моральному содержанию данной истории. Один из них утверждает, что Куа-фу самонадеянно переоценил свои силы; согласно другому, этот сюжет выражает твердую решимость человека к покорению природы.

Даже в первоисточнике данного мифа, «Книге гор и морей», личность Куа-фу оценивается противоречиво.

Сегодня человечество находится на пике своего развития, и с высоты накопленного и тысячекратно отшлифованного культурного багажа люди могут более точно и беспристрастно исследовать классические произведения многовековой давности. То, что посох Куа-фу перед его смертью превратился в персиковую рощу, свидетельствует о добросердечности великана и придает его погоне за солнцем более созидательный смысл. Непосредственный вывод, который мы можем почерпнуть из мифа о Куа-фу, – желание человека подчинить природу, однако в философском отношении он интерпретирует природу человеческого стремления к свету.

В греческой мифологии тоже есть множество легенд о гигантах, которые, как и Куа-фу, являются потомками великих богов, но обитают на нижней ступени иерархии божественного мира. «Гигантомахия» – предания о великанах, стремившихся к свету и бросивших вызов богам-олимпийцам, оказали значительное влияние на западное классическое искусство.

Стремление к свету – самое искреннее и безыскусное чувство, которое люди при помощи мифов пронесли сквозь века из древности до наших дней.

---